История казачества неразрывно связана с колонизаций сопредельных территорий Московского государства и Российской империи. А поскольку любое продвижение на другие земли неизбежно сопровождается борьбой с прежним (коренным) населением, постольку казаки, представлявшие передовые отряды колонистов, должны были выступать на исторической арене главным образом как вооруженная сила. Военная организация казаков давала им возможность отстаивать свое право на существование, противостоять "диким кочевым ордам” (В.О.Ключевский), а военное искусство долгое время являлось своеобразным "промыслом”. Казаки не могли жить без походов ” за зипунами”, без "шарпанья” торговых караванов, а по прошествии времени — без найма на государеву службу.

Московское государство, немало натерпевшись от своеволия казаков, довольно быстро оценило функциональную пользу от вооруженного населения, скопившегося на его окраинах, и уже во второй половине XVI в. стало принимать станичников на правительственную службу.

Для яицких казаков вплоть до конца XVII в. правительственная служба не носила характера государственного тягла: у них всегда существовала возможность выбора между правительственным наймом и военными экспедициями, предпринимаемыми на свой страх и риск. Примеры таких экспедиций — поход атамана Нечая в Хиву в 1605 г. и поход атамана Шамая туда же. Оба похода, как известно, закончились трагически для казаков, что в немалой степени способствовало осознанию ими всех выгод и преимуществ государевой службы. Уже при царе Михаиле Федоровиче яицкие казаки вместе с правительственными войсками участвуют в военных походах: против поляков и шведов в 1655 г.; против бунтующих башкир — в 1683 г.

Уфимские городовые казаки вместе со стрельцами и другими служилыми людьми отражали набег сибирских царевичей Аблая и Тевкеля на Уфу (по одним данным — в 1574 г., по другим — в 1635 г.); в 1582, 1645, 1662, 1664, 1676 и других годах — усмиряли восстания башкир против произвола царских воевод. За верную и усердную службу в 1675 г. царем Алексеем Михайловичем они были пожалованы одним большим (главным) и четырьмя малыми знаменами с изображениями святых: Великомучеников князей Бориса и Глеба (большое знамя); Победоносца Георгия, Архистратига Михаила и Великомученика Дмитрия (малые знамена). Позже уфимским казакам, дворянам и иноземцам за усердную службу были выделены земельные наделы, отведенные вокруг города на 15 верст.

В том же году уфимские служилые люди (казаки) и башкирцы были прикомандированы к полку воеводы Андрея Ивановича Леонтьева-Черницкого, посланного воевать на Терек.

За службу казаки получали жалование деньгами и "хлебным провиантом”, которое выплачивалось не всегда регулярно. Например, известна челобитная уфимских конных казаков и стрельцов от 1676 г., по которой воеводе Венедикту Хитрово было указано собрать в Уфе оброчные деньги и рассчитаться с челобитчиками, что и было сделано: конным казакам (165 чел.) было выдано по 7 руб. денег, по 9 четвертей ржи и по 10 четвертей овса. И подобные факты повторялись неоднократно.

Но настоящая государева служба для казаков Урала начинается при Петре I. В 1696 г. яицкие казаки участвовали во взятии турецкой крепости Азов. В 1701, 1703, 1704 и 1707 гг. они выступали в поход против шведов. В 1708 г. их вновь посылали на усмирение очередного башкирского восстания. В 1711 г. во время Прутского похода Петра I полуторатысячный отряд уральцев был послан на Кубань для поддержки главных сил армии, а в 1717 г. 1500 яицких казаков во главе с кн.Бековичем-Черкасским двинулись в поход на Хиву, в ходе которого казачье войско было разбито и потеряло все свои знамена.

Многовековая практика ведения боевых действий в степи позволила казакам выработать свою тактику, в которой органично сочетались типично кочевнические приемы и приемы, характерные для русского войска, вооруженного "огненным боем”. Последний, впрочем, до XIX в. не играл особой роли в казачьих походах. Дореволюционный историк (и казачий офицер) А.П.Васильев, изучая тактические приемы сибирских казаков, совершенно верно заметил, что основой казачьей тактики была неожиданность, а общим принципом — действия по обстоятельствам.

Марш казачьего войска осуществлялся по строгому порядку, предполагавшему обязательную высылку передового дозорного отряда — ертаула. Если войско в ходе боевых действий делилось на несколько частей, связь между ними осуществлялась через нарочных или посредством специальных звуковых сигналов. Поэтому в каждой сотне обязательно присутствовали трубачи, литаврщики, барабанщики и знаменщики. Излюбленным видом полевого боя была казачья лава — особый вид рассыпного строя конницы, когда главная масса идет разомкнуто с интервалами в несколько шагов, оставив для защиты флангов небольшие "уступы” и стараясь охватить строй противника; в случае неудачи все бросаются врассыпную и собираются где-либо за прикрытием, в пункте, заранее указанном командиром. Здесь опять формируются в лаву для новой атаки. Во время степных походов при появлении численно превосходящего противника казаки моментально устраивали табор из поставленных в круг телег, внутри которого занимали круговую оборону. Иногда для этой цели, в качестве живого прикрытия использовали верблюдов и лошадей.

В XVI-XVII вв. круг обязанностей служилых людей вообще не регламентировался, ограничиваясь лишь традицией и физическими возможностями самих казаков. Положение изменяется в XVIII в., когда вдоль восточных границ России были созданы пограничные линии и построен г.Оренбург, как узловой центр этих линий. В задачу казаков Яицкого и Оренбургского войск как раз и входила охрана Оренбургской пограничной линии от г.Гурьева до Усть-Уйской крепости (общей протяженностью 1780 верст). Вся линия была разделена на дистанции: первая — от крепости Звериноголовской до г.Верхнеуральска; вторая — от г.Верхнеуральска до Орской крепости; третья от Орска до Оренбурга; четвертая от Оренбурга до Уральска и пятая от Уральска до Гурьева городка. Внутри каждой дистанции примерно на расстоянии 15-20 верст один от другого были устроены форпосты или пикеты* ("бекеты”), куда посылались казаки, несшие линейную службу.

Линейная служба делилась на летнюю и зимнюю (летняя линия и зимняя линия). "Зимняя линия” начиналась с 16 ноября и продолжалась по 16 мая. Заключалась она в регулярных разъездах, по 3 человека, направо и налево от "бекетов” с требованием тщательного осмотра местности и выявления следов нарушения границы, как с внутренней стороны, так и на внутреннюю сторону. Обо всем замеченном немедленно докладывалось как своему начальнику, так и начальнику соседнего форпоста. Для облегчения своей задачи казаки придумали довольно остроумное приспособление — сим — невысокая загородка из тонких ивовых прутьев, протянутая по всему периметру границы. О нарушении сима на каком-либо участке дистанции сразу же докладывалось по всей дистанции и в ближайшую крепость.

Казаки разработали целую систему оповещения о приближении неприятеля: заметив небольшую группу кочевников в 3-6 всадников, дозорный казак садился на лошадь и делал шагом "вольт влево"; "вольт рысью" означал, что отряд кочевников имеет численность от 6 до 25 человек; "вольт карьером" — свыше 25 человек. Заметив этот сигнал, дозорные соседних пикетов делали то же самое и известие о нарушении границы в считанные минуты достигало форпоста или крепости.

По ночам вместо дневных разъездов высылались пешие дозоры — секреты или залоги. Они залегали обычно в камышах, на переправах и в других укромных местах, где кочевники могли пересечь границу.

Казаки, назначенные на "летнюю линию”, должны были являться к месту службы к 1 мая. Причем, к расписаниям на службу, которые войсковая канцелярия рассылала по всем станицам и крепостям, прилагались маршруты от разных мест жительства казаков до линии с таким расчетом, чтобы все команды имели в пути на третий день следования дневку и прибыли на линию не позже 1 мая. Например, на "летнюю линию” 1789 г. по ОКВ было назначено 2200 казаков из 5489 списочных. Казаки Уфимской, Ельдяцкой и Нагайбакской станиц с территории современного Башкортостана (включая башкир и мещеряков) должны были нести службу в Орской крепости, куда им приходилось добираться своим ходом. А это составляло: из г.Уфы — 518 верст и 31 день марша; из Ельдяцской крепости — 612 верст и 37 дней марша; из крепости Нагайбацкой — 587 верст и 34 дня марша; из этой же крепости до Верхнеуральской казакам приходилось преодолевать 459 верст за 25 дней марша. Причем, никакие резоны для отсрочек или опазданий в расчет не принимались, а нарушения сроков явки на линию строго наказывались. Так, в 1788 г. барон Осип Андреевич Игельстром, стоявший тогда во главе Уфимского и Симбирского наместничества, расследовал дело ельдяцкого есаула Михаила Беленинова, который "с командою в походе от Ельдятской до Орской крепости, на 750 верст, промедлил сверх определенного времени 16 дней, более по прихотям и нерадению, нежели по каковым-либо в пути препятствиям, ибо сие тем доказательнее, что по исчислению через речки переправ более на то осьми дней употребить не мог”. В пресечение такового по службе злоупотребления О.А.Игельстром предписал войсковой канцелярии лишить Белянинова чинов и записать его в рядовые в Оренбургский казачий полк.

По утвержденному в 1763 г. расписанию нарядов на Оренбургской линии полагалось постоянно держать 1229 русских казаков и 5-6 сотен башкир и калмыков. Но этих людей явно не хватало, поскольку, кроме чисто пограничной службы, казакам приходилось развозить почту (для этого чаще всего назначали башкирских конников), наблюдать за киргиз-кайсацкими (казахскими) кочевьями, совершать походы в степь для отражения набегов воинственных кочевников, сопровождать посольства в Бухарию и т.п., не говоря уже о ежегодном снаряжении нескольких сотен служилых казаков в действующую армию. К сказанному следует добавить, что на службу казак должен был являться не только в строго установленные сроки, но и полностью экипированным и с двумя конями, приобретенными за собственный счет.

Все это тяжелым бременем ложилось на плечи казаков, многие из которых отнюдь не связывали всю свою жизнь с седлом и ружьем, а стремились, по отбытию военной повинности, заняться мирным хозяйствованием на выделенной им земле. Поэтому нет ничего удивительного в том, что казаки шли на всяческого рода ухищрения, чтобы в той или иной степени облегчить свою жизнь и свести тяготы воинской службы до возможного минимума. В Уральском (Яицком) войске, например, широкое распространение получил обычай т.н. наемки, когда для несения линейной и иной службы станичный сход нанимал "охотников”, снаряжая и экипируя их в складчину. Попытка правительства в 1803 г. ликвидировать "наемку” вызвала очередной бунт среди уральцев, хотя и подавленный "не без содействия военной силы”, но, тем не менее, обеспечивший сохранение в Уральском войске этой исконной традиции. Пытались ввести "наемку” у себя и оренбургские казаки, но губернатор Игельстром специальным предписанием станичным атаманам от 1789 г. строжайще запретил допускать "наемщиков” к службе.

Зато в Оренбургском казачьем войске среди башкирского населения края иногда практиковалось саморасказачивание. В 1793 г. около 150 башкир, включая женщин и малолетков, из Красногорской и Рассыпной крепостей, поверстанные в казаки после бунта Карасакала, попросили вернуть их "в первобытное состояние” и разрешить поселиться в Усреганской волости на землях, которыми они владели раньше. С подобной же просьбой в 1808 г. обратились к оренбургскому губернатору 135 башкир из числа каргалинских казаков.

Центральное правительство и оренбургские власти изыскивали различные способы для приращивания численности Оренбургского Казачьего войска. С этой целью, помимо установленных законом льгот, вводились дополнительные льготы и послабления: в 1736 г. поверстанных в казаки "магометан и идолопоклонников” Нагайбацкой крепости, арендовавших земли у башкир, освободили от арендной платы, а земли передали им в собственность. В 1786 г. к уфимским казакам были причислены татары Сеитовской слободы "не могущие по своей бедности быть купцами и записанные в крестьянство”, а несколькими годами позже, в 1790 г., из тептярей и бобылей Уфимского и Вятского наместничеств был скомплектован пятисотенный нерегулярный полк по образцу и подобию донских казачьих полков и под командованием донских старшин и офицеров (указом от 23 июля 1791 г. этот полк повелено называть Уфимским казачьим, хотя в состав Оренбургского Казачьего войска он не входил). Примерно в это же время, с целью усиления Оренбургского войска конницей, из добровольно вступивших на службу башкир и мещеряков был составлен конный полк. А в 1792 г. указом императрицы Екатерины II уфимскому губернатору ген.-поручику Пеутлингу было предписано причислить к уфимским казакам 2674 человека татар Оренбургской подгородной Сеитовской слободы "по неимению их к продовольствию купеческого промысла и к платежу указного сбора, причислить их к Уфимским нерегулярным войскам для употребления во свойственную сему званию службу, чего ради и рекрутов с них не брать ...”.

В 1795 г. были сосланы на Оренбургскую линию и зачислены в Оренбургское войско 141 семейство донских казаков — участников бунта есаула Рубцова*, которых разместили в 15-ти прилинейных крепостях: Верхнеозерной, Губерлинской, Орской, Таналыцкой, Кизыльской и др. (всего 545 человек). В июле 1801 г. были зачислены в оренбургские казаки и переселены в станицу Зубочистенскую 175 душ мужского пола из татар Стерлитамакского округа (из деревень Тятирбашево, Черный Ключ, Мендяково, Бузатово, Киргиз-Мияки и др.). Всем переселенцам была дана 2-летняя льгота от нарядов на службу. В течение 1808 г. в состав Оренбургского войска были зачислены 49 солдатских сыновей, 1 беглый поляк, 2 уральских казака, 34 "киргизца” (казаха) и один бухарец, а в 1827 г. с просьбой о зачислении их в состав Оренбургского Казачьего войска к военному губернатору графу Эссену обратились два пленных немца — Филипп Юнкер и Вильгельма Гаутц — прижившиеся к тому времени в Бугульминском уезде и обзаведшиеся там семьями. И просьба их была удовлетворена. Так постепенно складывался многонациональный и поликонфессиональный состав Оренбургского Казачьего Войска.

Впрочем, это абсолютно не означало, что правительство и оренбургские военные власти зачисляли в казаки "абы кого”, без строгого отбора: во-первых, на казаков возлагалось слишком ответственное дело — охрана границы, а во-вторых, за свою службу казаки получали известные льготы и послабления, бывшие весьма привлекательными для простого тяглового крестьянина. Поэтому в архивах ОКВ известны документальные свидетельства и отказов просителям о зачислении их в казачье сословие. Так, в 1798 г. 60 человек ясачных татар, ранее переселенных в Ильинскую крепость из Казанской, Симбирской губерний и Белебеевского уезда обратились к императору Павлу I с просьбой о причислении их к оренбургским казакам, на что губернатор О.А.Игельстром донес императору следующее: "служилые татары о причислении их в казакское нерегулярное войско прибегнули с просьбою, единственно избегая произвождения по нарядам работ вырубкою заготовляемого в Казанской и других губерниях на построение корабельного леса и что они в этом звании более нужны, чем в казаках, а посему не благоугодно ли будет причислить в Оренбургское казакское войско лишь ясачных татар 13 душ потому только, что они жительствуют на линии и через исключение их из податей, в разсуждении малого числа душ, казна Вашего Императорского Величества недостатка на определенные расходы иметь не будет”.

Весьма любопытной и показательной была реакция оренбургских военных властей на подобные же поползновения со стороны ещё двух иностранцев — итальянца Антона Брего и француза Будье, попавших в плен под Смоленском в 1812 г. и поселенных в Оренбургской губернии. Видимо, присмотревшись к казачьей жизни, итальянец и француз в 1815 г. изъявили желание поступить в казаки и обратились к тогдашнему военному губернатору князю Волконскому с соответствующим прошением, в котором, с присущей этим народам игривостью, писали, что на первый раз каждый из них обязуется служить 5 лет, "а потом, буде разсужу, то буду продолжать и более”. На что получили от губернатора довольно сухой ответ-внушение, из которого следовало, что "Иностранцы, вступившие в Российское подданство, должны избрать непременно род жизни или службы, но навсегда, а потому и не можно определить на 5 лет в казачьи полки просителей, тем более, что они, узнав казачью службу, легко могут учинить побег в свои отечества. Если просители не вступили в Российское подданство, то совершенно невозможно принять их в казачью службу”.

События пугачевского бунта 1773-1775 гг. нарушили ход жизни на Оренбургской линии: многие крепости и редуты были разорены повстанцами, большой урон в живой силе понесли казачьи войска. Этим не могли не воспользоваться в кочевавшие в степи киргиз-кайсаки (казахи). В 1778 г. одна из разбойных шаек захватила и сожгла Гирьяльский редут. Гарнизон был перебит, оставшиеся в живых женщины, дети и старики угнаны в плен. Этот факт со всей очевидностью поставил оренбургские власти перед необходимостью принятия дополнительных мер, направленных на усиление охраны границы. По расписанию от 25 июня 1779 г. на "летнюю линию" губернские власти должны были выставить 400 оренбургских казаков, 2420 татар и тептярей, 200 калмыков, всего — 3020 человек. Летом 1783 г. на Линию дополнительно командировались самарские, алексеевские и мочинские казаки — на Нижнеуральскую дистанцию; нагайбацкие — на Озерную; ельдяцкие, табынские и красноуфимские — на Орскую; исетские — на Кизылскую, Верхнеуральскую, Троицкую и Звериноголовскую.

В 1784 г. на летнюю службу предписывалось выставить почти вдовое больше казаков из Оренбургского корпуса — 780 человек, башкир и мещеряков — 2440; ставропольских калмыков — 200, а на следующий 1785 г. количество людей, выделяемых на линейную службу, еще более возросло: казаков — 1300 человек, башкир и мещеряков — 3989, калмыков — 200. Кроме того, большие партии казаков ежегодно отправлялись в степь для преследования и захвата немирных кочевников. Так в январе 1785 г. по приказанию князя Г.Потемкина был составлен корпус из 200 казаков-оренбуржцев, 3000 башкир и двух легких пушек для "захвата людей и киргизского скота, для выручки пленных и чувствительного наказания воров-киргизцев". Корпус был подчинен майору Смирнову и назначен для похода в степь на 300-400 верст. Значительная часть казаков во время летней службы зачислялась в резерв, который также должен был находиться на Линии. В 1786 г., например, только из одной Уфимской провинции в качестве резерва в Орскую крепость были отправлены 545 казаков во главе с атаманом П.Бурцовым; столько же исетских казаков под командованием хорунжего Ханжина были отправлены в резерв в Троицкую и Звериноголовскую крепости, а 218 казаков из крепостей Самарской линии во главе с сотником Стефаном Углицким составили резерв крепости Нижнеозерной.

Увеличение численности линейных казаков существенно било по казачьим хозяйствам (казаки не успевали экипироваться должным образом). Нередкими становились случаи, когда на службу казаки являлись пешими. Но и тогда поблажки им не представлялось, а, в соответствии с приказом губернатора О.Игельстрома от 27 мая 1786 г., "дабы сии казаки праздно не находились, определить на время летней службы в полевые батальоны, а в случае приобретения лошади, вновь назначить на службу по казачьему званию".

Начиная с 1788 г. на линейную службу стали назначать половину от списочного состава казаков, а не 1/4 часть, как это было при губернаторе И.И.Неплюееве.

С начала XIX в. в обязанность, прежде всего, оренбургских казаков были вменены охрана Оренбургского менового двора и сопровождение в степь торговых караванов и военно-топографических экспедиций. Правительство весьма ревниво следило за сохранением дружественных отношений с ханами Казахских жузов, а потому вводило ограничения для казаков при отражении набегов кочевых разбойничьих шаек. Один из первых приказов нового Оренбургского военного губернатора П.К.Эссена, назначенного 15 марта 1817 г., за №5 от 26 марта сего года гласил: "…запретить строго, чтобы отнюдь никто с нашей стороны ни под каким видом за черту границы не смел сделать ни одного шага, кроме тех, коим предоставлены права сии по положению законов, равно если бы и случились какие происшествия, не преследовать киргизцев в их границах ни одного шагу, не делать на кочевки их нападения и не грабить имущества их под строгою ответственностью, воров же стараться ловить не в их пределах, а по поимке ссылать к суду Пограничной комиссии, по чему с сего времени всех, переходящих за границу без моего ведома, брать под стражу, не смотря ни на какое лицо, и мне доносить".

Приказ этот, может быть и конструктивный с точки зрения "большой политики", стоил казакам и другим жителям пограничной линии больших людских, материальных и моральных потерь. Почувствовав свою безнаказанность, враждебные "киргизцы" начинают едва ли не в открытую захватывать в плен людей и угонять скот, не боясь погони. В середине XIX в. старожилы Оренбургской линии вспоминали об этом времени: "При нем (губернаторе Эссене) киргизы до того осмелились, что как простой товар увозили пленников… Бесчинства-то они какие себе позволяли, срамно говорить об этом старикам. Вот что творилось. И не в одной станице, не в двух, а по всей линии. Помниться мне раз около Тоцкой они захватили 40 человек в покосное время. Между полоненными были больше женщины. Киргизы переправились ниже Татищевой, да на противоположном берегу в леске и расположились пировать и отдыхать с полонянками, а связанные-то мужчины на песке под солнцем жарились. То-то сраму-то было и бесчинства. Казаки волосы на себе рвали, а комендант одно кричал: "расстреляю, кто осмелится стрелять или переплыть".

Приказ был Высочайше отменен 31 марта 1823 г. В том же году сразу три отряда (в общей сложности — 650 казаков, в основном добровольцев) при четырех орудиях двинулись в степь для наказания разбойных кочевников. Помимо чисто военных целей, в задачу отрядов входили розыск полезных ископаемых и топографическая съемка местности. Один отряд, заплутавшись из-за незнания маршрута и путанных показаний проводника, вместо запланированных 500 верст прошел по безводной местности 800. Не имея в течение 11 дней подножного корма, казаки кормили своих лошадей сухарями. Благодаря своевременной помощи, отряд благополучно вернулся на Линию.

В 1824 г. трехсотенный отряд из уральских и оренбургских казаков при четырех офицерах вновь были командированы в степь для наказания киргизов за набеги и для захвата заложников. Одновременно 500 казаков и 56 конно-артиллеристов при двух орудиях были снаряжены для сопровождения купеческого каравана в Бухару. 13 января 1825 г. близ горы Биш-Тюба караван был атакован 8-сотенным отрядом хивинцев, туркмен и казахов. В течение 13 дней казаки отражали нападение, а затем отступили на Линию.

Зимой 1825-1826 гг. из Сарайчика* к Аральскому морю была отправлена военно-топографическая экспедиция полковника Генерального Штаба Берга под охраной 1200 уральских, 400 оренбургских казаков, 475 человек пехоты и 6 полевых орудий Оренбургской казачьей артиллерии. Маршрут экспедиции шел по Каспийской низменности и далее через плато Устьюрт. Экспедиция оказалась неудачной: безводье, бескормица, болезни и постоянные нападения враждебных кочевников вынудили Берга остановиться. В начале марта 1826 г. полковник Берг с 1000 "доброконных" уральских казаков вернулся в Гурьев, а следом за ним через кочевническую блокаду прорвались и остальные участники экспедиции, командование которыми принял хорунжий Оренбургского Войска И.М.Ахмаметев.

Начиная с 1822 г., Оренбургское командование стало выделять для охраны дружественных России казахских султанов специальные отряды казаков из состава Оренбургского тысячного полка.** Назначения эти стали ежегодными и длительными. По требованию султана отряд (как правило, не менее 2-х сотен), приходил в его ставку и все лето кочевал вместе с казахами. На зиму в кочевой ставке оставались 1 офицер, 1 урядник и 20 рядовых казаков, остальных распускали по домам до следующего лета. Такие назначения имели место в 1827 - 1829 гг.

В сторожевой службе чрезвычайно много зависело от личной храбрости казаков, их готовности принять на себя первый удар и, если надо, пожертвовать жизнью. Поэтому правила несения службы на Линии были строги и категоричны. Дозору или пикету по обнаружении противника предписывалось любой ценой дать об этом сигнал соседнему дозору, а далее, если численность противника не превышала казачьего дозора более чем в 2-3 раза — атаковать его, поскольку подобное соотношение сил считалось на границе вполне нормальным. Во всех других случаях дозорные обязаны были сковать противника боем до подхода подкреплений с ближайшего редута или крепости. Естественно, при таких правилах, потери среди линейных казаков были значительны.

Кроме службы на пограничной линии, казаки должны были выполнять линейную службу в войсках (о ней речь пойдет позже), внутреннюю службу (в пределах Войска и Оренбургской губернии) и внешнюю (различные командировки в другие губернии, столицу, на западные границы и т.д.). Внутренняя служба складывалась из караульной, конвойной, полицейской, почтовой и подводной. Наиболее часто казакам приходилось участвовать в розыске и поимке беглых, сопровождении колодников, охране государственных транспортов, содействии администрации в сборе налогов и податей. В 1735-1741 гг. уфимские и исетские казаки участвовали в подавлении башкирского восстания. В 1740 г. двадцать самарских казаков были командированы в Яицкий городок для розыска укрывающихся там раскольников. В 1747г. вспыхнули волнения мещеряков, тептярей и бобылей Уфимской провинции, недовольных обложением ясаком. На их подавление были брошены воинские отряды, в состав которых входили оренбургские и уфимские казаки. В 1750 г. волжские калмыки захватили купеческий обоз, идущий из Оренбурга в Самару. На выручку его были посланы самарские казаки, которые рассеяли калмыков и отбили обоз.

Расширение русского влияния в юго-восточном направлении усилило приток переселенцев, среди которых было много раскольников. Они оседали, главным образом, на землях Яицкого войска, где вели активную религиозную пропаганду. Официальные церковные власти устраивали гонения на раскольников отчего те пускались в бега, в глухие степные места. В 1752 г. для возвращения беглых раскольников с р.Иргиз были посланы 300 оренбургских казаков под командованием самого Войскового Атамана Василия Могутова.

Кроме того, казаки наряжались ловить беглых и усмирять волнения крестьян и горно-заводских рабочих: в июне 1806 г. из Уфы было командировано 100 уфимских и табынских казаков под командованием полковника Лукьянова на Авзяно-Петровский завод для усмирения крепостных крестьян хозяина завода Губина; в 1810 г. команды табынских казаков неоднократно посылались ловить беглых из Стерлитамакского острога и из имения гв. капитана Левашова.

Казачьи гарнизоны уральских городов и крепостей активно привлекались местными властями и для выполнения сугубо охранных функций. Так, гарнизон Красноуфимской крепости, построенной по приказу Кирилова в 1735 г. в верховьях р.Уфы "для того, чтобы железо, отправляемое из Екатеринбурга сухим путем, перевозить далее водою до Уфы”, состоял из пехотной роты и 300 служилых казаков. Последние, вместе с казаками Ельдяцкой станицы, должны были на время разлива р.Уфы выставлять пикеты и разъезды для охраны барок с грузами "как казенными, так и партикулярными”, которые, пользуясь половодьем, спешили пройти вниз до Уфы. Причем, это была достаточно серьезная служба и выставляемые пикеты — довольно многочисленны: в 1784 г. указом Уфимского наместничества на время половодья в пикеты и разъезды были назначены 1 есаул, 2 капрала и 40 казаков только из одной Ельдяцкой станицы, да еще им в помощь были прикомандированы 40 башкирских казаков. Пикеты эти простояли в тот год с 29 марта по 20 мая.

Атаману уфимских казаков предписывалось "продолжать частые разъезды по берегам рек Белой и Уфы и около состоящих поблизости их селений и недопускать никого истреблять и ловить птиц и зверей до Петрова дня, о чем каждодневно рапортовать”. Подобную "экологическую” службу несли и уральские казаки, особенно во время весеннего хода рыбы на нерест, когда по прибрежным станицам запрещалось даже в колокола звонить, чтобы лишний раз не побеспокоить рыбу.

Из рапортов станичных атаманов следует, что казаков часто снаряжали для охраны частных владений и казенного имущества. Так, в своем рапорте от 6 августа 1768 г. уфимский атаман Иван Шелаумов докладывал, что, помимо линейной службы, на которую ежегодно отправляются казаки, "хотя и велено наряжать не более 1/3, но ныне и более того наряжается", а сверх того "с 1766 г. на винокуренные заводы Тимашевых отправляется 12 человек. Оставшиеся от линейной и заводской службы держат караулы по Уфе, употребляются на посылки от Уфимской провинциальной канцелярии для отвоза денежной казны, сопровождают колодников, посылаются на поиски воровских партий, в городовые фортификационные работы, а плата им бывает только в летнее время по 2 копейки, а в зимнее по 1,5 копейки в день".

Самарские казаки в 1768 г.в службу употреблялись в караулы при знаменах — 3 человека, на почте — 2 человека, в конном табуне — 9 человек, "отбывают за прогоны подводную гоньбу", в карауле следующих на поселение в Сибирь и в конвой за колодниками по 5-10 человек, жалованье и провиант не получают, за исключением, если командируются дальше 100 верст от дома.

Из документов можно также видеть, что казаков постоянно ставили в караулы для охраны хуторов уфимских дворян от воров. Из месячного рапорта за март 1776 г. видно, что из Уфимской станицы по городу казаки посылались в следующие наряды: у казенного сена — 8 рядовых, в нижние магазины (склады) — 3, вокруг города в патрули — 8, у казенного леса — 4, в станичном правлении при знаменах и делах — 1 писарь, 1 урядник и 3 рядовых, в ординарцах — 2, в вестовых — 1 капрал и 1 рядовой, в сотских — 2 отставных рядовых, в церковных сторожах — 4 отставных рядовых, в командировке до г.Оренбурга с колодниками — 1 урядник и 3 рядовых.

В 1783 г. уфимские казаки наряжались для сопровождения из казенных винных магазинов по нескольку бочек "французской водки" (видимо, коньяка) в разные города губернии: Бирск, Мензелинск, Бугульму, Белебей, Бугуруслан, Стерлитамак, Бузулук, Верхнеуральск.

В 1799 г. уфимские казаки были брошены на усмирение бунтовавших крестьян в имение помещика Тевкелева, а затем, после перевода из Уфы в Казань Уфимского мушкетерского полка полковника Энгельгарда, вся внутригородская служба стала для уфимских казаков регулярной: им приходилось патрулировать город на предмет предупреждения пожаров, во время весеннего половодья эвакуировать обывателей из затапливаемых мест, охранять острог, цейхгауз, соляные склады и т.п. По данным лета 1806 г. в Уфе на подобной службе были заняты 68 служилых казаков.

Внутренняя служба тяжелым бременем давила на казаков, практически лишая их времени и возможности заниматься своим собственным хозяйством. Войсковые атаманы неоднократно пытались обратить внимание губернской власти на тяготы казачьей службы с надеждой как-то облегчить ее. Еще в 1758 г. атаман Василий Могутов рапортовал в Военную Коллегию о том, что "из состоящих на линиях и в провинциях нерегулярных команд и сверх ординарной службы почти каждое лето по не малой части в другия места на тамошния линии в поход для содержания форпостов посылаются, а хотя которым походов и не случается, однако по бываемой летней осторожности и умножаемым в то время форпостам и на самой линии столь много им употребления, что часто и никто дома у них не остается, а командирующиеся, как будучи отлучены от домов своих, чрез все летнее время и служа во всем собственном своим коштом без жалованья, не токмо домы свои разорили, но и сами, будучи на службе, претерпевают крайний голод (выделено нами — В.И., С.Ч.), как то и в прошлом лете не жалованные казаки в таком крайнем недостатке находились, что самой нужнейшей вещи — соли купить было не на что; а ежели им и в нынешнее лето без жалованья служить, то они в такое несостояние придут, что и поправить их будет невозможно; а и оставшие за упомянутым ежегодным командированием, за отправлением при своих крепостях служб, к домовой их экономии, к пашне и другим промыслам время им не остается: ибо они и по казенным делам в посылки употребляются и на крепостное строение лес возят и крепости починивают, они же и ординарную почту возят, и подводы по подорожным за прогоны отправляют; а и те, которые и на жалованьи чрез все лето находятся на линии, по нынешним обстоятельствам, почти все без остатка в караулах и во всех дневных по линии разъездах, и от того, и от засух, часто там бываемых, от недорода хлеба в такую скудость пришли, что по два года принуждено было их из казны провиантом снабдевать в счет их жалованья (выделено нами — В.И., С.Ч.); но как оное самое малое, то и по ныне не все с них взыскано; а ныне казаки по недороду и по не отпуску их в летнее время для их промыслов, претерпевают голод и просят: ежели им казенного провианта, или хотя с вычетом из их жалованья дано не будет, т б повелено было продавать им скот, а у кого нет то и лошадей, и что за такими обстоятельствы, ежели их допустить до продажи скота, то они к службе весьма безнадежны и исправить их никак невозможно".

Начиная с 1806 г. оренбургские и уральские казаки регулярно отправляются для несения конно-полицейской службы во внутренние губернии России, в первую очередь — в Казанскую, Вятскую и Нижегородскую, а с 1820 г. по одному уральскому и оренбургскому казачьему полку поочередно отправляются на 2 -годичную службу в Москву.

В Нижегородской губернии казаки использовались, прежде всего, для охраны порядка на ежегодной Нижегородской ярмарке. Служба эта была хотя и не столь опасна и беспокойна, как на Линии, но также достаточно обременительна, поскольку на многие месяцы отрывала казаков от дома и хозяйства. В итоге среди казаков начинало зреть раздражение, выливавшееся в то, что охранявшие ярмарку казаки вели себя на ней, как в завоеванном городе, о чем очень красочно сообщает бытописатель и историк Нижегородской ярмарки П.И.Мельников. В своей книге "Очерки бытовой истории Нижегородской ярмарки (1817-1917)" он рассказывает, как казаки, пользуясь запретом Нижегородского губернатора на скорую езду по мосту через Оку, соединяющему город с ярмаркой, по поводу и без повода взимали с проезжающих деньги; как они сами себе назначали ярмарочные посты, надеясь побольше собрать незаконных штрафов и взяток. "Вообще — пишет далее автор — казаки вели себя на ярмарке как в каком-нибудь завоеванном неприятельском городе. По ярмарке, особенно под вечер, нередко раздавались крики: караул! Казаки тотчас же скакали на место происшествия и, как говорят, насколько верно, нередко сами помогали грабить, за что с ними делились грабители, или же, наскакав, отделывали нагайками и грабителей и ограбляемых, а затем и с тех, и с других требовали выкуп". В конце концов, Нижегородский губернатор был вынужден направить в Оренбург представление о необходимости ежегодной замены казачьего караула на ярмарке.

Вместе с тем, сам же А.П.Мельников отчасти объясняет причины столь своеобразного казачьего "караула" на Нижегородской ярмарке: "Для того, чтобы прибыть в Нижний к началу ярмарки с какой-нибудь Томишевской станицы, казакам приходилось выступать в начале апреля иногда еще по снегу, в самую распутицу, переправляться через реки во время ледохода и весеннего разлива, зачастую вплавь с лошадьми. Непреодолимые препятствия иногда их задерживали в пути. Весь поход на ярмарку обыкновенно происходил в течение 178 дней и столько же обратно, в осеннюю пору в начале похода по непролазной местами грязи, а в конце ср